Space: сто одна история Сюрреализма - Рим Дик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Единственный чудесный мир во снах — это наш мир, что преодолевает времена прошлого и будущего и галактики, путешествует по планетам и ищет смерть и зарождение, учится новому и познает смыслы существования. В прочем то, удивляться есть чему, и миров похожих на новые за пределами сна множество. Их участь думать, что они уникальны сами по себе, пусть таких на вселенную ещё бесконечное количество вселенных и стакан десяток галактик. В том стакане живут боги, разные они по-своему, ужасные и коварные, играются с жизнями созданий своих, убивают и насылают несчастья, разводят руками на наводнения, а апокалипсисы для них очередная игра. Вместе они не встречаются, не знают друг о друге и никогда не видели. И, бывает так, что бог может начать верить в своего бога и создаётся новая планета над ними, где сидит ново названный бог и начинает управлять их жизнями лишь по той причине, что боги начали верить в своих богов.
В одной из планет через которую во снах мне пришлось перейти в другую вселенную через кротовую нору, на ней сидела коза в очках и облизывая копытца и нажимала на кнопки в пульте. Перед ней в маленькой раме внутри падали субатомные частицы, собиранием которых она создавала новых животных и планеты, даруя им способности. Отбирая и веру, и свободу она считала, что делает всё верно. Она поправляла очки и облизывала нос длинным языком, прочищая его от соплей и судорожно что-то записывала в листок, лежащий на столе, и снова с довольным лицом уничтожала лишний атом и создавала новую картину из мозаик.
Бывало, она намеренно отрубала лапы существам, чтобы приклеить их, например, к камню или к банану, потому что ей так нравилось, и, разумеется, так было забавнее. В чем радость быть богом, если не способен сотворить что-то забавное и уникальное? Вот и я так думаю. Благо, не созданы мы ею, и слава богу. Он ведь и правда существует, бог ваш этот, и манипулирует законами вселенной.
Боженьки мои! Она настоящая! Созидатель и сотворитель миров! Она коза! Уму не постижимо! Да вот только стоит над ней начаться дождю из потерявших сознание комаров из параллельной вселенной из космоса, замёрзшие от холода, она отпрыгивает и сжимается в каком-нибудь углу и трясётся, ведь тех создала не она и знать, как будут вести себя комары она не может. Оживут и искусают, а того глядишь у неё раздуется голова и лопнет. А вдруг, комар тот превратит её в смертного человека. Неизвестность пугает больше всего на свете. Станцевав брейк-денс четыре часа и три с половину секунды, те комары исчезали в пустоте, и она снова садилась на стул и собирала жизнь. Однако же, мы здесь не будем задерживаться.
Пролетев планету, наша маленькая система опустилась в комнату, где в маленьких спичечных коробках жили попавшие в ад. У комнаты не было потолка и потому она могла бесконечно расти вверх, и конца стен не было в той комнате, чтобы места хватило всем коробочкам и страдающим. На каждой спичечной коробочке, стоящей вдоль стен, было написано имя того, кто в нём жил и страдал, видя самые страшные свои воспоминания жизни. В одной из них жил Фасоль Хитлер, начавший войну на земле и убивший руками тех, кем управлял, миллионы невинных жизней. Хотя Хитлер утверждал обратное и кричал, что невинных людей на свете не бывает и каждый из них рано или поздно совершит зло, и совершили что-то плохое в начале жизни и до него. В какой-то мере Хитлер был прав и не было на свете тех, кто не убивал бы муравья случайно наступив на него, комара, когда тот пил кровь, рыбу, поймав на крючок, мокрицу, перебегающую с одного угла в другой угол. Фасоль Хитлер гладил усы и смотрел на жизнь, как на игру. Самым стыдливым его поступком было, когда он не мог дать отпор и казнить кого-то за то, что он обидел его. Моменты, когда во время выступления со стихами люди смеялись и насмехались над ним. Хитлер опускал глаза и скованно, со слезами на глазах и обидой садился на стул и видел презрительные взгляды своих коллег.
Во второй коробочке сидел Леонардо да Венчик, адом которому было то, что он не мог никак закончить своё устройство для перемещения между городами через чёрные дыры. Ему не хватало знаний, пусть и показали, что такие технологии уже есть в будущем через телевизор в комнате. Ему и чуждо был телевизор, но о нём он знал уже многое и смастерил парочку таких из подручных средств в комнате, которые ему подсунули работники ада. Каждый раз, когда дверь начинала открываться, устройство рассыпалось на части и что-то ломалось, а бывало и исчезало. От злости Венчик стучал по стенам, и с них сыпались гайки без шляп, и отвёртки без крестовины.
В третьей сидел Потап из Владивостока, который любил сильно пить и наслаждаться пьянством, но не мог опьянеть. Он страдал. В комнате не было ничего, ему никто ничего не приносил, у такого человека в голове не было идей и фантазий. Грусть овладевала им каждую минуту, и он видел на зеркалах вокруг себя, как дочь живёт без него и не вспоминает алкаша отца, и страдал от безразличия любимой дочери ещё сильнее. С потолка выпрыгивали черти и били Потапа кочергой и заставляли есть с пола лезвия. Исполосовывали лезвия рот и органы Потапа, он умирал и снова возрождался. Дочь исписывала тетради воспоминаниями о школе, как её били и называли сиротой, и, как она рыдала от боли и проклинала отца, что её оставил и не было того, кто мог бы её защитить. Она называла его предателем, человеком потерянным и приговаривала про себя, что рада, что Потап умер и другим не пришлось увидеть пьяницу отца в окружении порядочных родителей на школьных собраниях. В которые, к счастью, он бы не пришёл.
В другой коробочке вверх тринадцать и семнадцать влево, сидел Элдис Прейсли и сам создавал ад вокруг себя своим пением. Не потому, что он не умел, а потому, что у него отобрали дар пения, и вместо голоса
